Время быстро идет, мнет морды его ступня.
И поет оно так зловеще, как Птица Рух.
Я тут крикнула в трубку – Катя! – а на меня
Обернулась старуха, вся обратилась в слух.
Я подумала – вот подстава-то, у старух
Наши, девичьи, имена.
Нас вот так же, как их, рассадят по вертелам,
Повращают, прожгут, протащат через года.
И мы будем квартировать по своим телам,
Пока Боженька нас не выселит
В никуда.
Какой-нибудь дымный, муторный кабинет.
Какой-нибудь длинный, сумрачный перегон.
А писать надо так, как будто бы смерти нет.
Как будто бы смерть – пустой стариковский гон.
Time goes fast, squeezes the muzzle of his foot.
And singing is so uncannily like the Roc.
I then shouted into the phone - Kate! - And me
Turned into an old woman, all addressed the hearing.
I thought - that it put something old women
Our maiden names.
We are here just like them, seated in a spit,
Rotate, prozhgut, dragged along through the year.
And we will lodge in their bodies,
While we did not evict Bozhenka
Nowhere.
Some smoky, dreary office.
What a long, gloomy stage.
And one should write as if there is no death.
As if death - an old man an empty rut.
