В один ненастный вечер, возвращаясь,
Из ресторана, где справляли мы гоп-стоп.
В дурмане пьяном, ничего не соображая,
На тачке собственной разбился я об столб.
Потом три сутки надо мной кружились,
Как вороны, над дохлым волком доктора.
Но потрудившись, кислород мне перекрыли,
И мой мотор остановился навсегда.
Очнувшись, я увидел, как лежало,
Моё же тело в роскошнейшем гробу.
Возле которого уже толпа сморкала,
И поп с кадилом гнал всерьез «Му-Му».
А за забором церкви в нетерпении,
Стоял картеж блестящих BMW, -
Бригада собралась в недоумении
И грустно вспоминала обо мне.
Вот так над этим естество моё висело,
В предчувствии небывалом, глядя вниз.
Когда мой дух, покинув моё тело,
Внезапно начал подниматься ввысь.
Исчезли быстро под ногами: церковь и город.
Исчезла, наконец, и вся Земля.
И поднимаясь вверх по небосводу,
Вдруг у больших ворот остановился я.
Они открылись, и от Святого взгляда
Мурашки по моей спине пошли.
И стало ясно мне, - что лишних слов не надо,
Он знал до нитки всё, что было позади.
«Иди за Мной», - спокойно прозвучало.
Подумать не успев, куда меня ведут.
Я очутился посреди большого зала,
И осознал что вот: начнётся Суд.
Цена судей была мне хорошо известна,
В Москве, в Париже и на 5-ом Авеню.
Но тут, в присутствии Его небесном,
Я понял, что попался под статью.
Разборка дела моего взяла начало,
И поплыли картинки, как в кино,
Они к прошедшей жизни возвращали,
В которой всё против меня пошло:
Вот моё детство, вот потёк тупой Литёха,
А в доме, коль не пьянка, то грызня.
Вот я, одет как беспризорник плохо,
Вот наша мать, заплаканная вся.
А вот и школа: сбор металлолома,
В тетрадях двойками усеян каждый лист.
Вот, высмеянный вновь сурово,
Отжиток прошлого - Ануфрий, наш баптист.
Вот комсомол, вот активист Валера,
Которого в уборной я топил.
За то что, потерявши всякую меру,
Мою Наташку после танцев проводил.
Вот в армии я солобон побритый,
Вот дембель, пьянка в городском саду.
Вот новые дружки, не лыком шиты,
И кража первая в ночном аэропорту.
Вот шкомка жёсткая, вонючая баланда,
Амнистия и снова всё подряд.
Пока задумавшись однажды на веранде,
Решился образ жизни поменять.
Но рыжий Старший был моим кумиром,
В него влюбившись, был я как сопляк.
И потому, мечты жить в сердце с миром,
Развеялись, как полуночный мрак.
Однажды встретил я у стойки дядю,
Уж не похожего на наших-то совсем.
Проговорил он мне, как-то коварно глядя:
«Пойди ко мне служить, и станешь всем».
В тот вечер наша сделка совершилась,
Кто-то шептал внутри: «Иди и не робей,
Коль у тебя такая крыша появилась,
Сильней дави того, кто послабей».
Вот год прошёл и я в крутых колёсах,
Одет шикарно, сыт и пьян, как сом.
Служу в бригаде у того же босса,
И уж заботиться не надо ни о чём.
Вот по-каталогу построенная хата,
За пять кусков зелёных куплен унитаз.
У входа-выхода афганец с автоматом,
И две гранаты, спрятанные под матрас.
Вот голос совести, наплывший тучей,
Как только гаснет в моей спальне свет....
Ну, кто же, посередине крутизны живущий,
Внимание обратит на этот «бред».
Вот церковь, вот свеча перед иконой,
Без Богоматери на «дело» мы не шли.
Вот ночь за картами с попом знакомым,
Отмаливавшим наши же грехи.
Вот я, достигший славы рано,
Меня зовут все «Женька-Костолом».
Бери у жизни всё, и дай по чану,
Тому, кто слаб, - вот так мы и живём.
А вот последняя моя дорога:
Гора венков, плачь молодой вдовы.
Как мало прожито и как хотелось б снова
Прожить всё по-другому, но, увы...
Неподкупаемый Судья глаголет прямо:
«Ведь помнишь, Я тебя предупреждал
Но упираясь за своё упрямо,
Ты главное в сей жизни проморгал.
Ты голым в эту землю зародился,
И голым возвращаешься домой.
Твоим богатством завладел и возгордился,
Тот, кто сегодня спит с твоей женой.
Ка One rainy evening, returning,
The restaurant where we celebrated gop-stop.
In a drunken daze, did not realizing,
A wheelbarrow own I crashed on the post.
Then three days circling above me,
Like crows over a dead wolf doctor.
But bothering, I blocked the oxygen,
And my motor stopped forever.
When he awoke, I saw lying,
My body is in a luxurious coffin.
Around which a crowd blew his nose,
And pop with a censer drove seriously "Mu-Mu".
And behind the fence of the church in his impatience,
It was a brilliant cortege BMW, -
Brigade gathered at a loss
And sad to think of me.
That's so over it hung my nature,
In anticipation of all-time, looking down.
When my spirit left my body,
Suddenly began to soar.
Quickly disappeared under his feet: the church and the city.
Disappeared, finally, the whole earth.
And climbing up the sky,
Suddenly the great gate stopped me.
They opened, and the Holy glance
Shivers down my back went.
And it became clear to me - that do not need too many words,
He knew to the skin all that was behind.
"Follow Me" - sounded calm.
Not having had time to think, where I lead.
I found myself in the midst of the great hall,
And realized that here: Court starts.
Price of judges was well known to me,
In Moscow, Paris and at the 5th Avenue.
But here, in the presence of His heavenly,
I realized that he was under the article.
Dismantling of the case took my start,
And swam pictures, like in the movies,
They returned to the past life,
In which everything has gone against me:
Here is my childhood, that flowed blunt Litёha,
And in the house, since no booze, the bickering.
So I dressed up as homeless poor,
Here is our mother, in tears all.
And here is the school: the collection of scrap metal,
In twos notebooks strewn with each sheet.
Here, again severely ridiculed,
Otzhitok past - Annufriy our Baptist.
Here Komsomol activist here Valera,
Which I drowned in the toilet.
For that lost all measure
Natasha after my dance performed.
Here in the army I solobon shaved,
Here demobilization, booze in the city park.
Here are the new pals, were not born yesterday,
And theft in the first night the airport.
Here shkomka hard, smelly gruel,
Amnesty and again everything.
While thinking one day on the porch,
Decided to change the way of life.
But redhead Senior was my idol,
In love with him, I was like a jerk.
And because the dream to live in the heart of the world,
Dispelled as the midnight darkness.
One day I met at the bar uncle
I do not like our something completely.
He said to me, somehow looking slyly:
"Go with me to serve, and you will be all."
That evening, our transaction occurred,
Someone whispered inside, "Go and do not be shy,
Kohl you have such a roof appeared,
Davie stronger, the weaker ones. "
That's a year has passed and I'm the coolest wheels,
Dressed smartly, fed and drunk as catfish.
Serving in the brigade from the same boss
And certainly do not have to worry about anything.
Here's directory built hut,
For five pieces of green toilet purchased.
At the entrance-exit Afghan with a gun,
And two grenades hidden under the mattress.
Here is the voice of conscience, the influx of cloud,
Once extinguished the light in my bedroom ....
Well, who, living in the middle of the slope,
Pay attention to this "nonsense".
Here's the church, here's a candle before the icon,
Without Our Lady of the "case" we did not go.
That's the night playing cards with a priest friend,
Otmalivavshim our own sins.
Here I am, reached fame early
I'm all "Eugene-Bonecrusher".
Take everything in life, and give to the vat,
The one who is weak - that's the way we live.
But my last road:
Mountain wreaths, crying young widow.
As little as I lived and used again
Live it's different, but alas ...
Nepodkupaemy judge saith the chat:
"After all, remember, I warned you
But resting for his stubborn,
You are important in this life missed the.
You're naked in this land was born,
And bare back home.
Your wealth seized and lifted up,
Anyone who now sleeps with your wife.
Ka | |
